В 60-е годы прошлого столетия, будучи студенткой, участвовала в экспедициях по изучению народных говоров нашей области.

Знакомились в сёлах с пожилыми людьми, просили их рассказать о самых ярких своих воспоминаниях. Ещё живы были участники Гражданской войны и Великой Отечественной, создатели первых колхозов. Иногда рассказы о реальных событиях перемежали с легендами, преданиями, быличками, которые наши новые знакомые слышали от своих бабушек и дедушек. Удивительным образом в них соединялись действительность, вымысел, красочная фантазия.

По возвращении в институт всё записанное на магнитофон переносилось на бумагу, обрабатывалось.

Мне кажется, читателям нашей газеты будет интересно познакомиться с некоторыми преданиями.

Плавучий остров

Есть озеро. На нём плавучий остров из деревьев. Ветер подует – плавучий остров перейдёт к другому берегу. А под теми деревьями к корням лодка привязана цепями, а в той лодке разинские клады лежат.

Встреча Аввакума с Разиным

Протопоп Аввакум мучеником родился, мучеником и умер. Про его жисть так рассказывали: родители протопопа умерли, когда он только ходить учился, значит, ползунком ещё был. Приютил его к себе дьяк бездетный и начал его растить. Видит дьяк, что из парнишки толк выйдет, стал к церковному делу учить. Парнишка видит, что дьяк добрый и ласковый, тоже к нему крепко пристал.

Долго ли жил Аввакум у дьяка, неведомо, но только когда он подрос, то услыхал, что на Москве смута, и там с объявленным атаманом Разиным встретился.

Вот Разин и говорит ему: «Слыхал я про тебя, Аввакум, что ты умный поп, горе наше тебе ведомо, пойдём на бояр, тогда ты мне службу верную сослужишь.

- То можно, - ответствовал Аввакум, - только я на бояр с крестом пойду, а ты с ружьём.

Стукнулся Разин с Аввакумом по рукам – и пошли они на бояр вместе. Как узнал про это Никон, сразу анафеме Аввакума предал, а всю веру порушить захотел, чтобы от неё поминок не было. Аввакум анафемы не убоялся, он начал весь народ поднимать, чтобы бояр изничтожать и их патриарха Никона, которые никому житья не давали.

Наказание Волги

Стала одолевать неверная сила народ христианский, и собрался войной на врага сам царь Иван Грозный. Повёл он за собой рать – силу большую. Надо было переправить ополчение за реку Волгу. Сперва переехал на тот берег царь с вельможами и стал поджидать переправы воинства. Посажались солдаты на струги, лодки и отхлынули от берега. Вдруг Волга начала бурлить, и пошли по ней валы за валами страшные…

Видит Грозный царь с берега, того и гляди, что перетопит всё его воинство – и крикнул он громким голосом:

- Не дури, река, присмирей, а то худо будет! Не унималась Волга и заволновалась пуще прежнего.

- Палача сюда подать! – крикнул царь. – Вот я тебя проучу.

Пришёл палач, мужчина здоровенный, - и велел ему царь сечь реку кнутом… Взял кнут палач, засучил рукава красной рубахи, разбежался да как свиснет по Волге – вдруг кровь из воды на аршин вверх брызнула, и лёг на воде кровяной рубец в палец толщиной. Потише пошли волны на реке, а царь кричит: «Не жалей, валяй крепче!»

Разбежался палач дальше прежнего и хватил сильнее – кровь брызнула ещё выше, и рубец лёг толще. Волга утишилась больше прежнего. После третьего удара, который палач отвесил изо всей мочи, кровь махнула на три аршина, и рубец оказался пальца на три толщины – совсем присмирела Волга.

– Довольно, - сказал Грозный царь, — вот как вас надо проучивать.

После того благополучно переправилось через реку всё войско, и ни один солдат не утонул, хотя много приняли страху. И теперь, говорят, на том месте, где была переправа, видают на Волге три кровяные рубца, особливо летним вечером, если взглянешь против солнца, когда оно закатывается за бугры.

Пётр и плотник

Царь приезжал в Воронеж корабли строить, за то ему и памятник в Воронеже поставлен. Сказывалось, что он иногда вроде как работник был: сам рубил и пилил.

Созвали в Воронеже лучших плотников и всех к работе приставили. И был среди них лучший из лучших мастер. Вот начали работать, работает с ними и Пётр. А мастеру и невдомёк, что с ним работает сам царь, думал: какой-нибудь новичок из приезжих. Посмотрел он, как Пётр плотничает, и выругал его крепким словом: то не так, другое не эдак. Стал ему показывать, и Пётр быстро всё перенял. А когда стали шабашить, он и говорит мастеру:

- Хоть ты меня и крепко ругал, но я зла на тебя не держу, спасибо за науку.

Снял со своей руки кольцо и отдал мастеру:

- Носи, - говорит, - да вспоминай, что науку царю преподал.

Развяжу ли – Завяжу ли я!

Вот ещё, сидели на тони, сальницек горит, и вот пришло, под окошком, закричало:

- Развяжу ли я?

- А развяжи!

Со смехом говорят, не знают кто, и всё стихло. А утром пришли: и весь невод развязан, и на клубочки свито, как прядено. Вот беда-то! И ехать надо невод метать, и всё на клубочки свито.

Ну, вот день-от проходит, а на другой вечер сели так, горюют, надо невод вязать, а скоро ли свяжешь! И опять под окошком пришло:

- Завяжу ли я?

- А завяжи, батюшка, завяжи, завяжи!

На другой день встали, пришли: невод по-старому веснет, всё как на вешалах было у них, так и есть.

Чернышевский, царь и муллы

… Чернышевский был самым главным и умным сенатором при царском правительстве. Как только надо царю что-нибудь сделать, он вызывал к себе сенаторов и в первую очередь самого Чернышевского. Вот у них начинался спор. Царь – своё, а Чернышевский – своё.

Однажды они до того доспорили, что Чернышевский сказал ему:

- По наружности ты царь, а по уму – баран.

Царь сразу же позвал стражу, заковали сенатора в цепи и в Сибирь. А с дороги видит Чернышевский, что его везде с лаской встречают, он и отписал царю: «Доброго человека и цепи украшают, а барана и в золоте не уважают». А весь спор-то, говорят, между сенатором и царём шёл из-за того – нужен народу царь или нет. Чернышевский говорил, что народу нужен царь, как попу гармонь али рыбке зонтик, а царь говорит сенатору – без царя, что без бога, не дойдешь и до порога.

Хоть и пострадал за это Чернышевский, а он был прав. За то народ ему почесть отдавал.

Царь хотел извести Чернышевского сибирским холодом. Долгие годы держал его в Сибири. Видит: не сдаётся человек. Решил уморить астраханской холерой. Перевёл Чернышевского в Астрахань. Астраханцы уважали его за учёность. Он и по-татарски знал, и по-арабски. Даже спорил с муллами и побеждал их в споре. Они на него не обижались: правоту надо признавать.