НЕОБЩЕСТВЕННЫЙ ВЗГЛЯД

Не за горами 2 августа – День ВДВ. Кто-то к этой дате готовится, тщательно ровняя утюгом полоски тельняшек, кто-то сдувает пыль с резиновых палок, а кто-то наводит лоск на витринах, готовых за сутки значительно поредеть.

За годы постсоветского дележа мы привыкли к пьяным шатаниям, дракам и крикам «За ВДВ!», решив, что десантники на это имеют полное право. Хотя если задуматься, почему артиллерия, ПВО, инженерия или те же танковые войска, в которых меня произвели в младшие сержанты, не бегают по улицам пьяные и не орут? Ответа, скорее всего, вы не найдёте, особенно если искать его среди тех, кто не вообще служил. Десантников я уважаю и до сих пор не теряю надежды отыскать могилы тех храбрецов, которые сложили головы под Ханкалой 19 августа 2002 года. Те страшные события до сих пор не дают мне покоя. Зато спокойно спят те, кто негодует из-за перекрытых улиц и рынков, невзирая на то, что шествие к местам захоронений боевых товарищей является главной составляющей Дня ВДВ. Но об этом как-то забывают не в меру языкастые эксперты, привыкшие ориентироваться на чужие взгляды и мнения. Головой нужно думать, головой! А ещё знать историю, прежде чем разводить сопли по поводу купаний в фонтанах и демонстрации сплочённых рядов.

ОТ НЕГОДОВАНИЯ К ПОНИМАНИЮ

Церковный день памяти пророка Ильи отмечают 2 августа. Считается, что после этой даты вода начинает «цвести». Купаться в речках и прудах не рекомендуется. Вот десантники и лезут в фонтаны, чтобы закрыть купальный сезон. Кроме того, они считают Илью своим покровителем. Окунания в городские фонтаны помогают им воздать почести пророку и привлечь удачу. Есть и более романтическое объяснение этой традиции − в воде небо почти такое же синее, как над головой. И если нет возможности вспомнить лихие десантирования с парашютом, то хотя бы потрогать синеву в ближайшем фонтане. Бить бутылки о головы или, как это принято в Астрахани, перезрелые арбузы, совсем не обязательно. Но если уж после подтягиваний и отжиманий осталась силушка богатырская, то почему бы и нет? Вообще демонстрация силы у элитного военного подразделения в крови, их так воспитали. Они сильны духом и телом, обороняемые рубежи не бросают, а, вгрызаясь в землю, валят врага до последнего. Нет патронов – идут в рукопашную. Если кого задело или, не дай бог, убило, забирают с собой. У них есть чему поучиться и есть за что уважать.

Что до массовых гуляний в тельняшках, беретах и с флагами – это чуть ли не самая главная традиция виновников торжества. Принуждать их праздновать тихо и мирно, совсем как танкисты, которые из своих боевых машин практически не выбираются – глупо. Десантники любят свободу и ведут себя мирно, пока к ним кто-нибудь не прицепится. Сплетни вроде: «Они всегда первыми задираются» по большей части безосновательны, ведь живём мы в многонациональной стране. И выпячивание традиций одних неизменно приводит к необдуманным словам или поступкам других. Вот, идут они себе мирно, никого не трогают. Заходят в какой-нибудь сквер или парк, а там прямо на гранитных памятниках танцуют лезгинку. Неужели стоит смиренно на это смотреть? С другой стороны, закон о разжигании межнациональной розни никто не отменял. Как выход – сделать звонок в правоохранительные органы, но это – удел старшего поколения. Вот молодые десантники и мечутся между молотом и наковальней. С одной стороны – закон, с другой – желание решить проблему по старинке. Есть ещё и общественное мнение, но когда оскверняются могилы и памятники – не до них. Это уже потом в СМИ начнут искать виноватых под бурные аплодисменты тех, кто действительно закон нарушал.

Напомню, вокруг много приезжих. Это нервирует. Заставляет задуматься над тем, где и с кем ты бок о бок живёшь. А ещё срабатывает что-то вроде стереотипа, заложенного на генном уровне. Любая война обостряет его, и никуда от этого не деться. Достаточно одной единственной фразы: «Эй, русский, иди сюда…», и конфликта не избежать. Но бывает и наоборот – и среди десантников встречаются «серые кардиналы». А есть ли среди них бородатые? Буквально – чеченцы?

Лет шесть − семь назад я работал в торговом центре. Духота там царила несносная, и чтобы хоть как-то развеяться, выходил на улицу подышать свежим воздухом. Там и встретил Хасана – охранника с пышной курчавой бородой и изящным носом. На него нельзя было смотреть без улыбки. Прогуливаясь, как и я, по бетонному парапету, он мог ударить себя по щекам, потом пару раз присесть, сделать несколько выпадов руками, а то и вовсе пуститься в пляс. Как выяснилось, Хасан работал без выходных, но на каторжную долю не жаловался.

− Мне в кайф поработать, − признался он, когда мы разговорились, − сутками вкалываю. В сон клонит так, что засыпаю практически на ходу. Приходится себя тормошить, хотя со стороны это выглядит дико. Понимаешь, у меня ребёнок с ДЦП. За пять лет больше миллиона на него потратил. Он постоянно в больнице находится. Врачи за ним присматривают. А больше некому – все родственники на Кавказе остались. Мать от него отказалась. Забери, говорит, видеть его не хочу.

Рядом прошло трое ВДВ-шников. Хасан помахал им рукой.

− Завтра второе августа. Получу долгожданный аванс, навещу сына и пойду «куролесить».

− Не понял…

− Так ведь, друзья.

− Они – твои друзья?

Оставалось только догадываться, отчего у русских десантников появился в друзьях чеченец.

− Ты вообще служил? – перешёл я в наступление.

− Служил. Мы этих ваххабитов в Чечне знаешь, как гоняли?

− Так ты ещё и в «чеченскую» попал?

− Ещё бы! В сержантском звании, в тельнике гнал их со своей бывшей родины пять долбанных лет.

− С бывшей?

− Ну, не совсем. Я родился в Чечне, но вырос в России. Отсюда и призвали в армию. Боевики в страхе держали население. Бесчинствовали и убивали. Так что свой интернациональный долг я выполнял, не впадая в сомнения. Понимал, что борюсь за правое дело. Ты не смотри, что я с бородой, правда не в силе, как говаривал ваш Бодров… И до неё – от негодования к пониманию – всего один шаг.

В ПОИСКАХ ПРАВДЫ И СПРАВЕДЛИВОСТИ

В поисках правды и справедливости я обошёл Астрахань, часть Волгограда, Новочеркасска и Миллерово, побывал в Ханкале – пригороде Грозного, месил грязь в Борзом у Аргунского ущелья, но нашёл её в самом сердце России – в Москве. Помогла мне в этом литературная премия «Справедливой России». Номинировался на неё несколько лет подряд, выставляя самые сильные произведения. Когда вольты – дамы кончились, выложил главный козырь и не прогадал. Роман «Багряные облака» помог мне отвоевать почётное третье место в номинации «проза». Отрывок из произведения был опубликован в «Роман-газете» − неплохое достижение, но та ли эта правда и справедливость, что искал, обходя шаг за шагом Россию? Пытливый читатель кивнёт на Чечню – мол, а там автор заметок что забыл? Признаюсь, служил там последние полгода и для себя вынес много всего несправедливого. Перечислять – бумаги не хватит, лучше перечитать роман, тем более, что в нём красными нитями проходят судьбы астраханских десантников. По той простой причине, что все они полегли в Ханкале, из знакомых, служивших в «войсках Дяди Васи» («Дядя Вася» – это Василий Маргелов, командующий ВДВ СССР, непререкаемый авторитет для десантников с 50-х годов ХХ века и по сей день) остался только Хасан. Да и он давно в охране уже не работает. Зато появились другие ребята – тоже, как ни странно, десантники. Чего они только мне о своей службе не рассказывали…

Но вернёмся к моим мытарствам по городам. В Миллерово я попал прямиком из военкомата, там располагалась учебная танковая часть, ныне она расформирована. В Новочеркасском госпитале зализывал раны после первого же месяца службы в Миллерово, а в Волгоград угодил сразу же после «учебки». Что любопытно, в образцовом гвардейском полку я пробыл недолго – всего два с половиной месяца. Решил раскрыть правду командиру полка, что его вместилище военнообязанных вовсе не образцовое − дедовщина там процветала, как в таёжном лесу волчья ягода. «Полкан» отрешённо послушал, сурово сведя к переносице брови и… Отправил искать правду в Чечню, причём силком, то бишь в наручниках. Признаться, за 18 лет жизни я тогда многое повидал, но такой несправедливости даже в страшном сне не являлось. «Помалкивать надо было, − говорила, тяжело вздыхая, бабушка, когда я вернулся домой с Гвардией на груди, - а ты всё рвёшься правду искать…» «И справедливость», − поддакнул дедушка, наливая стакан чистого спирта. Нет, не пили тогда – промывали мои раны, доставшиеся в нагрузку к той Гвардии, которую во время службы потаскать не успел, а уволился в запас – прицепил туда, где ей и место.

С тех пор много воды утекло. Потерялась и форма, и сапоги с набойками, и даже любимый ремень. Только Гвардия тускло поблескивает на джинсовой безрукавке – до сих пор греет душу. Сны снятся, что я снова в строю, решаю проблемы, суечусь и всё вопрошаю: «Где правда, где она – справедливость?» «А вот и нету, пропили – ухмыльнется в воспоминаниях Артамонов Вован – мой сослуживец, ныне покойный. Он прошёл Чечню без единой вражеской царапины. Всё что оставалось на теле – только от зарвавшихся дембелей, которым стряпал в офицерской столовой знатные кушанья. Шутка ли, пройти через ад и уже дома повеситься от безвыходности. А ведь у него осталась молодая супруга, ребёнок. И парень-то был не плохой – с царём в голове. Просто что-то в нём надломилось – я видел это в глазах, когда в последний раз с ним общались в слякотном Камызяке. А быть может, он тоже искал справедливость? У него, морально убитого, не хватало денег кормить жену и ребёнка, а родня, по его же словам, капала на мозги. Вот и не выдержал Артамон. Одного не пойму – в Чечне было хуже раз этак в сто, но Вовка держался, находя время шутить и поддерживать нас, астраханцев. А на родине его шутки закончились. Не зря, видимо, говорят, кто в армии служил, в цирке уже не смеётся.

Помню, мы оба писали стихи, и они нас нередко спасали. Вот идёт к тебе хмурый прапорщик с желанием озадачить какой-нибудь ерундой. А ты ему − что-то душевно, а главное – в рифму. Он и тает. Или вот, например: деды донимают, а ты стихами от них отбиваешься, а кончается тем, что кропаешь их девушкам лучшие строки стихотворений с верой в то, что добро, если оно настоящее, из самого сердца, всегда побеждает.

И ВСЁ-ТАКИ, ЗА ИЛИ ПРОТИВ?

В прошлом году один из телеканалов в разгар гуляний десантников проводил опрос среди жителей Санкт-Петербурга: «Как они относятся к Дню ВДВ?». Всем, кого бесил этот день (А вопрос так и звучал, мол, не бесят вас эти береты?), предлагалось подписать петицию об отмене данного праздника. Что примечательно, половина опрошенных с положениями петиции были согласны, но ничего подписывать не возжелали. Даже в дупель пьяный хипарь, согласно махавший породистой гривой, и тот призадумался. «Так вы всё-таки за или против?» − напирал телеведущий. Неформал с минуту молчал, затем разразился путанной фразой, примерно с такой формулировкой: «Это же их праздник. Я к нему отношения не имею, так что и решать не мне». «В точку!» − сказал я тогда, переключая канал и впадая в уныние от странных виляний лицедеев, вопрошающих: «Ну, как вам пенсионная реформа?» − что странно, спрашивали не у пенсионеров. Опять – двадцать пять! Яйца крутят одним, а «Не жмёт ли? Нормально?!» спрашивают у других, явно подсадных, с левой пропиской.

Хорошо хоть десантников старой закалки нашли – обрадовался я ближе к вечеру, просматривая новости. Обычно они отмечают 2 августа тихо и мирно, в кругу своих. А тут их случайно встретили среди поддатой молодёжи и закидали вопросами: «Где служили и как…?» У одного из опрошенных навернулись слёзы, и я не выдержал – выключил телевизор, прекрасно понимая, что вопрос: «Как?» задавал, скорее всего, тот, кто в армии не служил, не воевал, а стало быть, и своих однополчан не хоронил. Обидно. Корреспонденту эти слёзы ни о чём не сказали. Он лишь подметил, что в этот День ВДВ на улицах поразительно мало десантников.