2021 год - 200-летия со дня рождения Федора Михайловича Достоевского. Уже начались юбилейные мероприятия или подготовка к ним. Активизировались не прекращающиеся более полутора столетий споры о его вкладе в мировую художественную культуру, философию, этику.

Одни считают его христианским вероучителем, другие-предшественником ницшеанских идей анархо-буржуазного индивидуализма, третьи-экзистенциалистом.

Для меня Федор Михайлович Достоевский прежде всего великого мужества человек и великий писатель.

Ему было 22 года, когда он, выпускник инженерного училища, написал роман «Бедные люди» о социальной трагедии маленького человека, в 24-роман «Двойник», в котором В.Г. Белинский отметил «огромную силу творчества». Затем последовали повести «Неточка Незванова», «Белые ночи». Уже эти первые произведения были во многом новаторские. Их отличала глубина психологизма, исключительность характеров и ситуаций. Мировоззрение писателя формировалось под влиянием демократических и социалистических идей В.Г. Белинского и французских социалистов-утопистов, особенно Фурье. С 1847 года посещал кружок Петрашевского. Однажды в его доме русские мечтатели отмечали День рождения великого французского мечтателя Фурье. Речь произносил Ахшарумов: «… Всю эту жизнь мучений, бедствий, нищеты, стыда, страха превратить в жизнь роскошную, стройную, веселья, богатства, счастья… Вот наша цель, больше которой не было на земле другой цели…». Петрашевцы верили, что к этой цели они пойдут вместе с народом. «… Имели основания, так как народ был крепостной». (Ф.М. Достоевский).

От «Бедных людей» Достоевский шел к заговору, к революции. «Великая французская революция, её неудача, байронизм, как отчаяние и протест против торжества нового владыки-буржуа, обманутый народ и социализм, как новая надежда – вот путь человечества, каким он представлялся молодому Достоевскому». (В. Шкловский)

На собраниях петрашевцев Федор Михайлович дважды читал запрещенное письмо В.Г. Белинского к Н.В. Гоголю.

Деятельность кружка была раскрыта. 23 апреля 1849 г. в четыре часа ночи Достоевский был вежливо разбужден жандармами и доставлен в Третье отделение. Арест, бесконечные допросы, которые длились до самого ноября. Посажен был в Алексеевский равелин – один из самых мрачных казематов России. На допросах держался твердо. Член комиссии генерал Я.И. Ростовцев дал отзыв: «Умный, независимый, хитрый, упрямый». В приговоре было сказано: «за… участие в преступных замыслах, распространение письма литератора Белинского, наполненного дерзкими выражениями против православной церкви и верховной власти… лишить всех прав состояния и сослать в каторжную работу на 8 лет». Но прежде, чем объявить петрашевцам этот приговор, с ними решили «поиграть»: объявить им смертную казнь.

Почти в самом центре города, на Семеновском плацу, соорудили эшафот. Позже Достоевский написал в «Дневнике писателя»: «Приговор смертной казни расстрельно прочтен был вовсе не в шутку, почти все приговоренные были уверены, что он будет исполнен, и вынесли, 10 безмерно-страшных минут ожидания смертной казни… Мы, петрашевцы, стояли на эшафоте и выслушивали наш приговор без малейшего раскаяния».

Произнесли приговор. На приговоренных надели саваны, троих уже привязали к столбам. Неподалеку стояли сани с одеждой каторжников, одежда была свернута так, что тюки были похожи на гробы. Вокруг собралась толпа.

«Я стоял не среди худших, а среди лучших людей России и среди людей твердых». (Ф.М. Достоевский)

Но вот объявили «царскую милость»: расстрел заменяется каторгой.

Скорбный путь в Сибирь. В Тобольске попали на пересортировку: одних перековывали, других нанизывали наручниками на длинные прутья. Пошли пешком. Товарищ  Достоевского Дуров нёс одного обессилившего на руках.

«Сколько я вынес из каторги народных типов, характеров»… Сколько историй бродяг и разбойников и вообще всего черного, горемычного быта. На целые томы достанет, что за чудный народ!» -писал Достоевский.

О каторге написан роман «Записки из Мертвого дома». Мы видим тяготы каторжного быта и тяжесть каторжного труда. Жизнь в кандалах. Не расковывали даже тяжело больных.

Вот одна из глав «Баня». «Баня переполнена. Это был уже не жар, а пекло. Все это орало и гоготало при звуке ста цепей, волочившихся по полу. Обритые головы и распаренные докрасна тела арестантов казались ещё уродливее. На распаренной спине обыкновенно ярко выступают рубцы от полученных когда-то ударов плетей и палок, так что теперь все эти избитые спины казались вновь израненными, бритые головы, скрюченные руки и ноги… если все мы будем вместе когда-нибудь в пекле (в аду -  Т.К.), то оно очень будет походить на это место».

Четыре года каторжного ада и для здорового человека гибельно, а Достоевский страдал эпилепсией. Но все выдержал. Впереди были четыре года солдатчины. Николай I (Палкин, как прозвали его в народе) хорошо знал, что судьба солдата его императорской армии ничуть не легче судьбы каторжника. Но государь «изволил смиловаться» и заменил 4 года каторги четырьмя годами службы в рядовых. И это испытание выдержал.

В 1895 г. ему разрешили приехать в Петербург. Начался новый этап его творчества. Он уже не был мечтателем. Он понимал, насколько сильно всемирное зло и как трудно найти путь к победе над ним. Жажда добра вела его к Христу, но реальная жизнь убеждала, что христианство не способно создать рай на земле. «Я не бога не принимаю, пойми ты это, я мира им созданного, мира-то божьего не принимаю, и не могу согласиться принять» (Иван, герой романа «Братья Карамазовы»)  Кульминация романа «Братья Карамазовы» - «Легенда о великом инквизиторе», в которой Достоевский выступает против теории «счастливого общества, в котором уничтожается свобода человека».

Федор Михайлович Достоевский гениально обнаружил и бесстрашно воплотил в своем творчестве противоречия 19 века, которые достигли наибольшего напряжения в 20 веке и не преодолены до сегодняшнего дня.

Он был современником поражения революции в Западной Европе 1848 г., видел, как беспощадно подавляются требования трудового народа. Каким путем идти к свободе? Ответов много, но сомнения одолевают. «… Я дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить».

Повторялась трагедия Прометея. Писатель показал нам крушение старого мира, он жаждал нового, лучшего, но не знал пути к нему.

Одно он знал точно – «топор» народного гнева  висит над рушащимся эксплуататорским миром.

-Что станется там с топором? - … вдруг вскричал Иван Федорович.

-… Если куда попадет подальше, то примется, я думаю летать вокруг земли… в виде спуника («Братья Карамазовы»)

Мощь произведений Ф.М. Достоевского поражает и восхищает.

«Здоровье и сила, самый радикальный пессимизм и пламенная вера в искупление, жажда жизни и смерти – все это борется неразрешающейся борьбой; насилие и доброта, высокомерие и самоотверженное смирение, необозримая полнота жизни…» (Клаус).