И за тебя, не ведавшего тыла

На фронтовой прогорклой целине,

Я говорю: вот так оно и было.

Верней, и это было на войне.

Юрий Щербаков

О фильме Павла Лунгина «Братство»

Признаюсь, появления такого фильма, проникнутого искренним антивоенным пафосом, что так необходимо сегодняшнему российскому обществу, стремительно засасываемому милитаристской трясиной, я безнадёжно ждал уже много лет. И вот такая картина родилась. 

Быть может, кому-то это покажется преувеличением, но рискну поставить фильм Лунгина в один ряд с такими картинами, как «Взвод» Оливера Стоуна или «Цельнометаллическая оболочка» Стэнли Кубрика. Или даже «Джонни взял ружьё» Далтона Трамбо. Не будет лишним напомнить, что антивоенные фильмы западных режиссёров имели оглушительный успех в СССР, который преподносил себя как оплот мира.

Сегодня же читаешь все эти возмущённые заявления михалковщины по поводу фильма и диву даёшься – а с чего бы это вдруг все эти ребята, «жадною толпой стоящие у трона», вдруг решили, что фильм способен нанести столь сильный удар по исторической памяти или ментальности российского народа, что его даже в прокат выпускать не хотели? Неужто Павел Лунгин показал что-то такое, что доселе было неведомо ни представителям общественности, ни зрителем, ни читателям, ни самим непосредственным участникам тех драматических событий? Что такого возмутительного увидели в картине Лунгина цензоры и морализаторы?

Не Александр ли Проханов описал в своём рассказе «Мусульманская свадьба» трагическую историю о том, как советские вертолётчики по ошибке (и обману агентов противника) расстреливают с воздуха мирных афганских мужчин, женщин, детей и стариков, собравшихся отпраздновать знаменательное событие? Не он ли в первые месяцы уже другой войны в полемике с Александром Невзоровым недвусмысленно заявлял: «Точка зрения «Завтра» сводится к тому, что режим, сфабриковавший военно-криминальное государство в Чечне в 91-93 годах, а теперь с помощью самолётов и танков разрушающий это государство, преследует не цели России, а свои собственные, предлагая обществу отождествлять эти цели. Эксплуатируя естественный для русских патриотизм, желает списать весь груз свои ошибок и преступлений «на войну».

Или сейчас у нас другое государство и у него другие цели? Тогда почему милитаристская риторика нарастает прямо пропорционально обострению социальных противоречий в обществе?

«Те, кто сражается на войне, - самые замечательные люди, и чем ближе к передовой, тем более замечательных людей там встретишь. Зато те, кто затевает, разжигает и ведет войну, - свиньи, думающие только об экономической конкуренции и о том, что на этом можно нажиться...», - писал Эрнест Хемингуэй в своём знаменитом романе «Прощай, оружие».

Не знаю уж, хотели того создатели фильма или нет, но получилось так, что конечный результат их деятельности, пожалуй, следует формуле американского классика. Хотя разоблачающего пафоса в «Братстве» гораздо меньше, чем в том же перестроечном «Афганском изломе» Владимира Бортко.

В чём же дело? А в том, что удар, нанесённый «Братством», попал точно в цель - в захлебывающуюся в «патриотическом» угаре сегодняшнюю «элиту», отнимающую у людей последние деньги и сокращающую их «возраст дожития». И всё это из любви к Отечеству. Лунгин как будто бы перенёс черты дня сегодняшнего, всей этой милитаристской истерии, льющейся с экранов телевидения, в годы крушения «великого и могучего», предостерегая таким образом сегодняшнее общество от повторения роковых ошибок прошлого. Неслучайно, наверное, один из героев фильма - лейтенант, застреливший в дыму боя афганского мальчика и заглушающий свою боль спиртом, в пику не верящему в истинность своих же слов майору произносит: «Ничего хорошего уже не будет».

Ничего хорошего после ухода «шурави» из Афгана и не было. Ни в Афгане, ни в Союзе. Афганистан, как и Чернобыль, стал гвоздём, вбитым в крышку гроба СССР.

Оценивая «Братство», важно понимать, что фильм Павла Лунгина отражает реальность последних месяцев Афганской войны. Да не войны даже, а советской интервенции в Афганистан, «дружеского вмешательства», в результате которого не могло быть ни победителей, ни проигравших. Это время разоблачений, наветов, лжи, «выстрелов в спину», совершаемых со своей стороны. Время, когда белое объявлялось чёрным, а чёрное белым. И в этом смысле образы центральных героев более чем убедительны.

Один из них – полковник КГБ (Кирилл Пирогов), разруливающий сложные военно-политические ситуации, договаривающийся и с моджахедами, и с их противниками во имя мира и сохранения жизней советских солдат и офицеров, - приехал сюда по той причине, что здесь, в Афгане, всё ясно – кто друг, кто враг и что надо делать. Он закрывает глаза на проступки солдат, которым скоро домой, но не прощает преступления генерала, чьи личные мотивы (горечь за погибшего сына и жажда мести) оказываются сильнее не только присяги, но и здравого смысла.

Его соратник - спецслужбист в Афганистане (Фёдор Лавров) – тот и вовсе боится, что война скоро закончится, и он не найдёт места в жизни, боится возвращаться на гражданку, где всё пошло не так. Он и не понимает уже, что делает в этой стране, какую миссию выполняет, но другой жизни тоже не видит.

Неужто неправда, что в армии, а уж тем более на войне, солдат не ищет, где сытнее и теплее, не хочет чем-то поживиться и устроиться покомфортней? Да такое даже на Великой войне было, не то что на этой, «незнаменитой» и необъявленной.

Оправдывают ли неблаговидные поступки своих персонажей создатели фильма? Вовсе нет. Подонок прапорщик (Ян Цапник), для которого война – мать родна, получает по заслугам и от чужих, и от своих, хотя и сохраняет свою жалкую жизнь. Как и солдат-узбек, выкупивший невесту у афганцев путём предательства своих.

Есть ли место подвигу на этой войне? Конечно, есть! Ведь и спецслужбист, и молодой лейтенант, рефлексирующий после каждого совершённого им убийства, без тени сомнений отдают себя в заложники моджахедам.

Разве не заслуживает уважения пленённый моджахедами лётчик, совершающий дерзкий побег из плена, лишь по нелепой случайности оказавшийся провальным? Да и сама ситуация с лётчиком - сыном генерала, руководствующегося не военной целесообразностью, не честью и совестью, а своими чувствами и эмоциями (пусть и объяснимыми, но не оправданными), - этим лётчиком, честно выполняющим свой воинский долг наравне со всеми, не сдавшимся и не сломленным, но трагически погибающим, - это ли не высокая драматургия?

Есть ли место добру в этом мире? Да, есть. Ведь командир разведгруппы (Олег Васильков) – самый настоящий «батяня-комбат», переживающий (больше внутренне, чем внешне) за каждого вверенного ему солдата, пытающийся сохранить каждому из них жизнь вместо того, чтобы везти на Родину героев в цинке.

И здесь опять важно понять и принять, что события фильма – это не Великая Отечественная, когда солдаты и офицеры умирали «за други своя», «За Родину, за Сталина!», когда ценой победы или поражения было само существование российской цивилизации. Это даже не первые годы выполнения «интернационального долга», когда идеологическая мотивация была ещё сильна. Это Перестройка с её крушением идеалов, начавшейся оголтелой декоммунизацией и безграничной гласностью. Это начало новой эпохи, в которой не будет места ни интернациональному долгу, ни национальным интересам, эпоха стяжательства и мародёрства во всероссийском масштабе.

И если мотивы и поступки героев оценивать именно в контексте данной эпохи, то ничего противоестественного и из ряда вон выходящего мы не обнаружим. И героизм, и мужество, и трусость, и предательство, и подлость, и великодушие - всё это было на войне.