О спектакле Алексея Матвеева «Безумная из Шайо».

Париж врывается на сцену Астраханского драматического театра звуками аккордеона и песнями на русском, французском и украинском языках. Париж в пантомиме глухонемого комика и в шикарных нарядах дам. Дух Парижа, как шлейф французского парфюма, делает историю сочнее и маскирует запах нечистот.

Маскировка первоклассная: зрители оказываются гостями во французском ресторане в одной компании с кучкой хамоватых хозяев жизни – мошенников и шантажистов, ловкачей и манипуляторов, контрабандистов и валютных спекулянтов: Председателя (Евгений Григорьев), Барона (Андрей Гончаров), Биржевого зайца (Дмитрий Карыгин), Изыскателя (Александр Ишутин). Действие динамично, музыка заставляет постукивать пальцами в такт, обольстительные виляния бёдрами богатеек (Наталия Вавилина, Эльмира Дасаева), диалоги, завершающиеся песнями, и фейерверк из купюр - всё это наводит на мысль, что зрителя ждут два с половиной часа феерии и бури страстей.

Но одна сцена сменяется другой, и на краю моста разыгрывается маленькая трагедия из жизни раскаявшегося грешника Пьера (Николай Смирнов). Трагедия, которая вскроет гнойник и превратит феерию в акт возмездия.

Забавная сцена со Спасателем (Александр Ганнусенко) не даёт зрителю, наблюдающему за находящимся в отключке Пьером, заскучать, хотя кажется, что он уже слишком долго без сознания. Последующие лирические диалоги после зажигательного начала кажутся, пожалуй, затянутыми и нарочито правильными. И уже складывается впечатление, что нас ждёт долгое знакомство с многочисленными героями, их личными драмами, и судьба лишь свела их всех в этом ресторане, где находимся и мы, зрители. Но выясняется, что судьба не только привела сюда героев, но и тесно переплела между собой их жизненные пути.

Итак, смысл, наконец, обозначился: зло против добра, нечистый на руку богач против простодушного бедняка. Но при всей бесхитростности и прямолинейности сюжета, есть одно «но». Это «но» - графиня Орели, Безумная из Шайо, блестяще сыгранная Виолеттой Власенко. И если в начале первого акта графиню вполне можно посчитать городской сумасшедшей, надевающей себе на голову чудны́е парики и выдумывающей небылицы про свою жизнь, то к окончанию действия становится очевидным её здравомыслие, которое в современном мире, полном фальши, вполне сойдёт за безумие.

Ну не безумие ли носить заштопанное платье и ботинки с оторванным пуговицами, приходить в ресторан, чтобы забрать и обглодать оставшийся от курицы костяк, пить мерзкое варево, называя его чаем из алтайских трав, и при этом верить, что миром правит любовь? Тем более, что твоя любовь предала тебя много лет назад, и это до сих пор отдается болью в сердце. Не безумие ли радоваться при этом новому утру и убеждать отчаявшихся, что жизнь прекрасна?

Но мысль о том, что рука любимого мужчины со временем превращается в загребущую лапу, что всё милое его сердцу оказывается ненужным, когда в кошельке появляются крупные купюры, - мысль, которую безумная графиня заточила где-то в самом потаённом уголке своей души, всё-таки вырывается наружу.

Уничтожить негодяев, которые готовы стереть с лица земли целый город и лишить жизни тысячи бьющихся сердец ради наживы - для Орели это означает поставить точку и отпустить, наконец, свою боль, отомстив своему негодяю, который когда-то уничтожил её сердце, променяв на другую женщину и разыграв более выгодную партию во имя сытой жизни. Но всё это вскрывается в конце пьесы и кажется, что уже слишком поздно, потому что запал, заданный в самом начале, уже практически потух, и хочется просто поскорее узнать, будут ли наказаны негодяи, готовые уничтожить и Шайо, и весь Париж ради протекающей под его землёй нефти.

Во второй акт зрители переходят в ожидании исполнения смелой задумки Безумной. И тем грандиознее она окажется, чем сильнее герои накалят страсти. Но неприязнь зрителя к проходимцам, готовым ради наживы утопить «Титаник» и доводить людей до самоубийства, во втором акте не получает подпитки. Встреча четырёх старух и одной собачки уводит нас в мир парижского нищенства и лёгкого безумия. Неунывающие старушки (Наталья Антоненко, Елена Булычевская и Александра Костина) искромётно шутят про жизнь, вызывая живой отклик в зрительном зале и несколько раз срывая бурные аплодисменты.

Сцена суда, в которой Мусорщик в исполнении Алексея Кульчанова берёт на себя роль адвоката обвиняемых, хотя и убедительна, но, скорее, карикатурна, чем пронзительна, и не разжигает в душе зрителя пламени возмездия. Ну кто теперь не знает, кто такие олигархи и какими путями они набивают свои карманы? Кто пожалеет продажную девку из кабаре? Кто вступится за поруганную честь посудомойки? Разве что безумцы. Зритель, наблюдающий за талантливой игрой Кульчанова, забывает, за что же такое страшное всех этих богатеев нужно убить, и лишь одобрительно кивает головой: «Да, так и живём».

Может, поэтому финал и не вызывает бури восторга и чувства удовлетворенности от торжества справедливости? Тихо и незаметно исчезает кучка олигархов. Столь же тихо и незаметно на первом плане оказывается вовсе не торжество добра над злом, а истинная любовь. И если любовь, испепеляющая сердце графини уже несколько десятилетий, оказалась понятной благодаря трогательной кульминационной сцене у зеркального шкафа (режиссеру она особенно удалась), когда пронзительная песня Пьера и чувственный танец героев раскрывают, наконец, все тайны Безумной из Шайо, - то любовь Ирмы (Наталья Тетеревенкина) и Пьера возникла практически из ниоткуда. А песня-признание посудомойки, великолепно исполненная актрисой в первом действии, утонула в бесконечных разговорах парижских «отверженных» и забылась, не получив в дальнейшем чувственного ответа от героя Николая Смирнова.

Всё сложилось в парижском районе Шайо: загадочная игра света и тени, таинственная предрассветная дымка, интересные декорации с уходящей в неизвестность лестницей, шикарное музыкальное сопровождение, харизматичные образы парижских нищенок, безусловно талантливая игра актёров, многие из которых блеснули своими способностями в песнопении и танцах, - всё это останется в памяти астраханских зрителей.

Но сюжет, искорками разлетевшийся между бесчисленными героями, не дал пламени разгореться в испепеляющий пожар.

Хочется расхваливать костюмы и подпевать финальной песне, восхищаться многогранностью актерских талантов и смелости режиссера, но нет желания, покинув стены театра, обсудить героев, не подступают слезы от сопереживания их судьбам, не трепещет сердце от сокрушительного торжества любви над алчностью и беспринципностью - и это удивительно.

Вероятно, всё дело в исходном материале – пьесе Жана Жироду, написанной в 1942 году в оккупированной Франции и решавшей тогда несколько иные задачи. Ведь работу, и это не подлежит никакому сомнению, режиссёр Алексей Матвеев проделал великолепную. И она продолжается, пока живёт спектакль.