Очерки смутного времени
Недавно ко мне обратился замполит Суворовского училища. Просьба как просьба: нужно написать стихотворный текст, который будут петь его воспитанники на ежегодном параде по случаю очередного выпуска. Петь и маршировать под какую-нибудь известную мелодию.
– Какую? – поинтересовался я, ожидая услышать… Впрочем, что толку перечислять известные песни, если ни я, ни те, кто читают сейчас эти строки, всё равно бы не угадали.
– Вы, конечно, знаете фильм «Армагеддон», – без тени сомнения в моей компетентности ответил замполит, – там в финале мелодия классная звучит. Вот на неё и надо слова написать.
С трудом припомнив кинокартину, где герой вездесущего Брюса Уиллиса ценой своей жизни спасает человечество от удара метеорита, удивлённо вопрошаю:
– А почему именно эта мелодия?
Тут уже удивляется замполит:
– Ребятам нравится! Да и нам, руководству училища, тоже!
Пытаюсь интеллигентно намекнуть собеседнику, что в данном случае уместнее была бы «Катюша», или «Прощание славянки», или… Но в ответ звучит сакраментальное:
– Да вы что! Это же всё такой отстой!
Занавес. Между прочим, Астраханское Суворовское училище работает в системе МВД. Так и подмывает написать, что маршируют будущие полицейские под американскую музыку прямёхонько в «единый мировой порядок». Вместе со всей страной, конечно.
Кто-то может сказать, что не стоит так уж обобщать, делать из мухи слона. Может, и не стоит. Потому что уже поздно это делать! Потому что подрастает второе поколение российских туземцев, живущих под диктовку всесильного «дяди Сэма». Покемоны, Иваны, не помнящие родства. Стало реальностью то, о чём тысячи раз предупреждали публицисты-патриоты.
В начале девяностых областная молодёжная газета из номера в номер печатала опус «История России как история пьянства». Когда общественность по инициативе писателей пыталась урезонить творцов «шедевра», где князь Олег в приступе белой горячки прибил щит в воротам Царьграда, в ответ раздавался глумливый хохот. И публикация пьяного бреда продолжалась. Я недавно публично припомнил эту историю одному из её создателей, который тогда, в девяностых, отмахнулся от критики «ортодоксов»:
– Ну что вы носитесь со своим патриотизмом? Других иностранных слов не знаете, что ли? Вот «рейтинг», к примеру. Он у нас сейчас – выше крыши! Так что идите вы, господа общественники, знаете куда!
Сейчас от напоминания о прежних «подвигах» ревнитель рейтинга досадливо поморщился:
– Ну чего ты такой злопамятный? Всему своё время! Мы сейчас тоже патриоты!
И рад бы не быть злопамятным, но не даёт покоя простая мысль: а ведь нынешние суворовцы по возрасту как раз в сыновья годятся тем, кто когда-то смачно ржал над «Историей России как историей пьянства», нагоняя заоблачные рейтинги газете, до сих пор, как в насмешку, зовущейся «Комсомольцем Каспия»…
До недавнего времени я часто проводил творческие встречи со школьниками. С непременной литературной викториной. Читал четверостишия Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Тютчева, Блока, Есенина и просил назвать автора с тем, чтобы подарить угадавшим свои книги. И что же? Если раньше хоть учителя подсказывали своим питомцам правильные ответы, то сегодня и этого нет! Воистину, «умом Россию не понять»…
Мы пожинаем плоды ЕГЭ, плоды систематического и целенаправленного отучения молодёжи от чтения. Помню, лет двадцать тому назад известнейший пушкинист Валентин Непомнящий писал о том, что детей надо заставлять читать, сравнивая это с переходом через опасную дорогу: ведь отдёргиваем же мы силой ребёнка, идущего на красный свет! Так вот, если использовать эту аналогию, наше общество само ведёт за руку своё будущее под колёса безжалостных машин. Или, точнее сказать, под колёса машины, на которой красуется: «Made in USA”.
Мы – колония, а с туземцами метрополия, как известно, не церемонится. Зачем дикарям творческое начало? Покорные исполнители в лучшем случае должны уметь считать и писать, а для этого трёхклассного образования вполне достаточно. Так по-крайней мере считают назначенные забугорной волей идеологами образования господа Чубайс и Греф. У аборигенов должно быть воспитано клиповое мышление, то есть неспособность устанавливать причинно-следственные связи между явлениями жизни общества. Зря, что ли, среди тех, кого вывели на улицы митинговать за Навального, столько недорослей?
Настоящая художественная литература, в отличие от угадайки ЕГЭ, способна заставить человека думать и чувствовать по-настоящему. Поэтому ату её! «Дикарю достаточно лексикона «людоедки Эллочки», чтение – напрасная трата времени» – таковы постулаты новой идеологии общественного воспитания.
Я только что приехал из Москвы. Может, мне как-то особенно не повезло, но за два дня ни разу в столичном метро не видел человека, читающего книгу или газету! Все, от мала до велика, уткнулись в телефоны и гаджеты. Виртуальная реальность… А где она, другая, настоящая? В телевизоре? Там, где 23 февраля мочит тупых русских борец за свободу Рэмбо, а немцев побеждают бесстрашные штрафники? Там, где на двух десятках каналов, вещающих для детей, русского слова не услышишь? Там, где на «Голосе» оценивают не голос, а то, на каком языке истошно вопят конкурсанты? Причём то же самое творится и на детском «Голосе».
Впрочем, пора бы перейти от возмущённого восклицания: «Что делается!» к резонному вопросу: «Что делать?» Я-то, вроде, навыка отыскивать причинно-следственные связи пока не утратил. Боюсь только, что если сейчас их обнародую, то воспринято это будет, как «призыв к насильственному изменению конституционного строя»...
А какой у нас, кстати, этот самый строй? В Конституции декларируется, что Россия – это социальное государство. А что такое «социальное»? Буквально – «относящееся к жизни людей и их отношениям в обществе». Как относящееся? Да никак!
Армагеддон...
