Послесловие к поминкам

При всем моем почти животном отвращении к российским либералам иногда становится их немножечко жаль.

Мало того, что вся эта созданная при их активном участии громадная политическая машина государства, действующая не по принципу вер­ховенства закона, а исходя из поли­тической целесообразности, вдруг стала работать против них же, так еще и лелеемая ими же демократия обернулась против ее воспевате­лей.

Бывает в жизни так, что на какое-то время забываешь о своих принципах, даже в какой-то степени поступаешься ими – иногда ради до­стижения согласия и мира, а време­нами, напротив, для сплочения сил в борьбе с общим противником. Но наступает момент, когда действо­вать так становится невыносимо, и узел, связывающий несоединимое, разрывается. И чувствуешь после этого не горечь утраты, а освобож­дение от ранее связывавших тебя пут.

Оценка событий октября 1993- го и является такой лакмусовой бу­мажкой, проверяющей, кто друг, кто враг, а кто так.

20-летие расстрела российской демократии прошло на прокрем­левских телеканалах на редкость (и радость) спокойно. Если ранее, особенно в благословляемые либе­ралами 90-е, любая телепрограмма о тех событиях была наполнена ядо­витой злобой к недобитым красно- коричневым совкам, а последних даже если и приглашали в студию, то лишь как декорацию, то 20 лет спустя картина стала иной. Впервые!

Я стараюсь не смотреть зомбоя­щик, поэтому не могу претендовать на всеобъемлющую оценку всех вы­пущенных в эфир материалов, но то, что мне удалось посмотреть, носило характер попытки рассмотреть про­изошедшее в октябре 93-го спокой­но и по возможности объективно.

Пример тому - показанный 3 октября по НТВ документальный фильм Владимира Чернышева «Бе­лый дом, черный дым». Впервые, наверное, в эфире федераль­ного канала открыто говори­лось о том, что ни один по­гибший в те дни не был убит из оружия, находившегося в Белом доме, что бойцы спец­наза, погибшие в Останкино, никак не могли быть убиты вы­стрелами с улицы, что прорыв цепи милицейского оцепления 3 октября 93-го был похож на спланированную провокацию, что Ельцин в своем телеобра­щении сразу после расстрела парламента лгал от начала до конца…

И все это после 20-летнего агрессивного вранья о красно-ко­ричневом мятеже и попытке комму­нистического реванша.

Видать, надоело новой поросли журналистов довольствоваться на­вязанными 20 лет назад либераль­ными стереотипами, которые на по­верку оказались насквозь лживыми. И совершенно естественно ради объективности обращаться к пер­воисточникам – непосредственным участникам обороны Дома Советов: депутатам или рядовым защитни­кам – неважно.

Ведь как бы мы сегодня ни пле­вались при слове «демократия», страна худо-бедно 22 года прожи­ла в режиме провозглашения при­оритета именно демократических ценностей. И свободы слова в том числе. А свобода – одна на всех. И для либералов, и для красно-ко­ричневых. Кто прав, пусть рассудит зритель, читатель, слушатель. И за­мелькали на телеэкранах Бабурин и Алкснис, Константинов и Шуры­гин. Не говоря уже о Руцком и Хас­булатове, без участия которых не обходился ни один сюжет на дан­ную тему. И это лишь территория оккупации – телеэфир. А уж что го­ворить об Интернете – территории свободы.

Удивительно, но вот именно этот принцип всеобщности свобо­ды был всегда ненавистен россий­ским либералам как тогда, так и сейчас. Защитите нас от проклятой Конституции (Ахеджакова, 1993 г .), проворонили Гитлера со своей де­мократией (Сатаров, 1996), никакой свободы врагам свободы (Собчак, 2013).

Мерзко, хотя в то же время и забавно было читать и слушать все эти вопли либералов на их медиа- территории. Еще чуть-чуть, и нач­нут призывать остановить весь этот кажущийся красно-коричневый ренессанс люто ненавидимого ими же Путина, чье помилование после свержения они уже сегодня рассма­тривают на определённых условиях (Пионтковский).

Но Путин промолчал. И правиль­но сделал. Иногда лучше молчать, чем говорить. Например, на помин­ках. Хотя если учесть, что пределы свободы слова у нас определяются волей одного человека, отвечающе­го за всё, то можно предположить, что в окружении этого человека, а может быть и в его голове, созрела- таки мысль о том, что необходимо откреститься от ельцинских пре­ступлений. Но при этом продолжать политику, начатую при своем пред­шественнике. Ведь ставшая камнем преткновения между Верховным Советом и Ельциным и приведшая в конечном счете к пролитию крови в октябре 93-го приватизация раз­вивается сегодня по ельцинско-чу­байсовскому варианту, а попытки ее пересмотра недопустимы, о чем не раз публично говаривал нацлидер. Вроде бы и овцы (российское наро­донаселение) целы, и волки (правя­щий чиновничье-олигархический клан) сыты. Но вот волкам хочется все больше и больше, а овцы тоже хотят жить сыто и спокойно, не огля­дываясь на волчьи зубы. Метания между этими двумя субъектами и может привести Путина прямиком в очередной Ипатьевский дом. По­тому как коммуно-фашизм Барка­шова-Макашова-Анпилова был (и остается) всего лишь либеральным жупелом (ведь ни тот, ни другой, ни третий во власти не были и даже при гипотетической победе Верховного Совета не оказались бы у руля), а вот методы агрессивного либерализма хорошо известны – раздавите гади­ну, мешающую НАМ свободно жить.

В очередной раз убеждаюсь, что российским либералам подлин­ная демократия не нужна. Что свою тоталитарную идеологию они спо­собны навязать не в конкурентной политической борьбе, а лишь опи­раясь на государственный аппарат насилия, к которому апеллируют даже сегодня, находясь по отноше­нию к этому государству как бы в оппозиции.

Хорошо бы сегодняшним ис­кренним сторонникам обаятель­ного и незапятнанного Алексея Навального повнимательнее при­глядеться к его фигуре. Не вылеза­ют ли из-за его спины хорошо зна­комые свиные рыла, испачканные в гари и крови? Не преподнесут ли они нам такую «демократию», по сравнению с которой сегодняшняя власть жуликов и воров покажется нам лишь мягкой формой семейно­го насилия?

Александр ТОКАРЕВ ,
гл. редактор «АП»