В своих недавних заметках («на марксистском, но с цивилизацион­ным акцентом») я припомнил среди прочего, что, исходя из примера про­вальной в итоге феодальной рестав­рации, было бы правильным гово­рить не о реставрации, а всего лишь о попытке реставрации, в том чис­ле и нынешней капиталистической. Хотя последняя, строго говоря, еще не доказала (и больше самой себе), что она всего лишь попытка.

Повторит ли при этом попытка капита­листической реставрации логику попытки феодальной реставрации, можно только предполагать. Предполагать с учетом того, что феодальная попытка касалась в основ­ном восстановления политической над­стройки (замены буржуазной республики на феодально-буржуазную монархию), а «наша» капиталистическая попытка, хотя и затянувшаяся, ломает и экономический базис (что более существенно, а значит, и более опасно). И если относить подобные предположения к разряду «не по Сеньке шапка», то можно так и остаться «Ивана­ми, не помнящими родства», диалектиче­ского родства со схожими историческими процессами. Подчеркнем: процессами, а не конкретно-историческими событиями, ожидать повторения которых (совсем по другому поводу и в совершенно других ус­ловиях) было бы логикой по аналогии, или логикой возвращения «по кругу», а не логи­кой развития «по спирали», которой и учит нас марксистско-ленинская диалектика.

Уже само словосочетание – неологизм «реставрация капитализма», циркулирую­щее в левопатриотической публицистике, указывает на влияние логики по аналогии. Яркий понятийный образ, позволивший нам в общих чертах представить, что про­исходит в постсоветской России, при более глубоком взгляде на происходящее не­вольно становится исходным, но спорным понятием в наших и без того не слишком строгих теоретических суждениях, а сле­довательно, и в практических выводах. Поэтому, видимо, имеет смысл посмотреть на теоретическую неопределенность «ка­питалистической реставрации», как на не­вольную уступку буржуазной идеологии, для которой капитализм - последнее слово истории.

Действительно, почему мы говорим о реставрации капитализма, когда капита­лизма как такового (в политэкономическом смысле) не получается? Почему мы не го­ворим о, скажем, деградировавшем соци­ализме? Деградировавшем вследствие его попустительства буржуазным политэконо­мическим «рыночным механизмам», этим якобы чисто техническим заимствованиям у капитализма, не ведущим к перерожде­нию социализма? Ведь оказалось, что еще как «ведущим!» Неприятно само слово «де­градация»? Но уж лучше – «социализма», чем «капитализма»… «реставрация» после 73 лет советской власти! По мне, куда не­приятнее это «после»…

Вот этот поворот в суждениях, на мой взгляд, и может составить некоторую (пусть и полемическую), но продуктивную новиз­ну, позволяющую столкнуть тезис «рестав­рации капитализма» с антитезисом «дегра­дации социализма». «Тезис» мы недавно рассмотрели, «антитезис» рассмотрели еще раньше: в номерах «АП» за последние годы мы прошлись от послесталинских «рыночных механизмов», этого «скрытого НЭПа» без легализации частной собствен­ности и под контролем государства (но все- таки породившего «теневую экономику» с ее подрывным капиталом), до «открытого рыночного НЭПа при Горбачеве, и переве­денного при Ельцине в режим «реставра­ции капитализма».

Отсюда и возможное направление синтетических суждений: перевод «де­градации социализма» (или отступления социализма от своих принципов) в режим «реставрации капитализма» («шустрой» тактически, но беспомощной стратегиче­ски) произошел все-таки на конституцион­ном условии сохранения «социальности», т.е. социальных обязательств государства. Но! Государства, осуществляющего вос­становление первоначальных капитали­стических основ (капиталистичности в ее политэкономической сути частного при­своения прибавочной стоимости при «нор­ме» присвоения, позволяющей воспроиз­вести наемную рабочую силу), в которые социальные обязательства как раз и за­кладывались. Таким образом, синтез, хотя и представляет собой некое теоретическое целое, но уже логически заключает в себе взрывоопасное на практике противоречие между социальными обязательствами и их экономической негарантированностью (особенно в кризисные периоды и даже при остаточном принципе). Более того, «соци­альность» является отрицанием «капитали­стичности» (если, конечно, она самодоста­точна и не подпитывается колониальной «рентой»), а «капиталистичность» - отри­цанием «социальности» (поскольку уже в логическом пределе «социальность есть социализм»). И рано или поздно, и так или иначе одно должно быть поглощено дру­гим. И наша конкретно-историческая зада­ча – чтобы как раз «социальность» поглоти­ла реставрируемую «капиталистичность» и тем самым преодолела «деградацию соци­ализма». Преодолела в обратном порядке этапов деградации – переведя ее из режи­ма «реставрации капитализма» в рыночный НЭП» с незаконной даже по капиталистиче­ским меркам частной собственностью, а из него в «рыночно-социальный НЭП» с огра­ниченной частной собственностью и под контролем «социального» государства.

Иначе говоря, мы не должны уподо­бляться «реставраторам капитализма» и восстанавливать то, что тут же нужно «ре­формировать», не достигая в результатах ни того, ни другого, а получая только раз­руху. Ведь и нам потребуется не только восстановление планирования, но и его незамедлительная модернизация (через подешевевшую, но все еще дорогую для российских масштабов кибернетизацию). Выходить из формационного регресса нам придется, кроме того, при почти абсолют­ном и враждебном окружении. Но это во­все не значит, что действовать мы будем не спеша и плавно или «бархатно» (напротив, неопределенность «китайского фактора» будет нас подталкивать). Действовать мы будем поэтапно. Каждый этап будет равно­ценен «маленькой», зато реальной рево­люции. Что вовсе не означает, что мы от­крещиваемся от всеобъемлющей второй социалистической революции. Да она и спрашивать нас не станет, если развитие событий в стране и мире примет, как и век тому назад, катастрофический гуманитар­но-экологический или военно-интервен­ционистский характер. А кто из нас и захо­чет уйти в тень оппортунизма – все равно не получится.

При таком подходе к синтезу «деграда­ции-отступления социализма» и «попытки реставрации капитализма» более понят­ной становится политика КПРФ (в качестве авторской самоиронии: не настолько «бо­лее», чтобы быть понятной классовому противнику). Уже в Государственной Думе КПРФ держится, как правящая КПСС вре­мен, скажем, молодого Брежнева, но так, как если бы в виде «политических учений» допустила в качестве оппозиции к себе «ЕдРо», ЛДПР и «Справедливую Россию» вместе взятых. При этом с изумленным выражением коллективно-фракционного лица: «Как же мы могли дойти до глупости такой?! И как же теперь из этой дурацкой игры в «демократию», подсказанной «либе­ралами» в ЦК, выйти?»

Иначе говоря, в парламентской дея­тельности КПРФ, которую невозможно опи­сать в «страдательном залоге» в отноше­нии какой-то там исторически шутовской «реставрации» со всеми ее «реформами» и воровством, чувствуется благородная ком­муно-государственная порода, профессио­нальная и моральная надёжа и опора…

Одна уже центральная партийная газе­та «Правда», по нынешним временам вро­де бы уже давно оппозиционная, и видом своим, и содержанием говорит за комму­нистов: «В оппозиции не мы к ним, а они к нам» Рано или поздно поймет это и «широ­кий читатель».

А.СТРОЙКОВ