«Да как вам сказать? – отвеча­ет иной старосоветский человек, - разве что с политсловарем?»

На каком же тогда мировоззрен­ческом языке свободно говорит еще сравнительно молодой постсоветский человек? Не сбиваясь при этом на мар­сксистскую лексику: «капитализм», «со­циализм» и т.д.? Ведь нельзя, отри­цая или игнорируя марксистское мировоззрение, как ни в чем ни бывало, употреблять категории и понятия «ложной» или «уста­ревшей теории: «формация», «базис и надстройка», «произ­водительные силы и производ­ственные отношения» и т.п.?

Иначе говоря, постсоветский человек не знает альтернативного (марксистскому) мировоззренческого языка? Или такового и не существу­ет, поскольку не существует и самого альтернативного марксистскому ми­ровоззрения? И правда, ведь если бы таковое существовало, то буржуазный агитпроп давно бы прожужжал нам уши новоразработанным «измом» и славным именем его разработчика. Но таковых у класса буржуазии как не было, так и нет. Даже Гегель не в счет, поскольку Маркс «снял» его диалекти­ческий объективный идеализм своим диалектическим историческим мате­риализмом.

Марксизм ненавистен классу бур­жуазии не только разоблачительной прямотой своих политэкономических посылок (частная собственность на средства производства дает «право» на присвоение прибавочной стоимо­сти), но и своей социально-политиче­ской и культурно-цивилизационной всеохватностью, теоретическим уни­версализмом.

Непревзойденность марксист­ского универсализма не дает покоя буржуазии, ее «самым светлым умам и самым черным душам». Но беспокой­ство буржуазного ума, отвлекаемого марксизмом от его основного занятия (наживы!) – далеко не идейная или ре­лигиозная страсть, чтобы повторять, скажем, христианский подвиг Фомы Аквинского, посвятившего жизнь утонченно-схоластическому опро­вержению античного диалектического универсализма Аристотеля.

Новобуржуазной «страсти» хвати­ло, по сути, на одно переименование современного капитализма одно­временно в «постиндустриальное общество», «информационное обще­ство», «открытое общество» (в отли­чие от не менее надуманного «тради­ционного общества») и в совсем уж философски некритичное «общество потребления»Один же «мыслитель» поспешил на этом, в своем роде «ком­мунистическом» капитализме поста­вить точку… «конца истории». Не бо­лее и не менее.

Нашлись и такие, что марксовой «общественно-экономической форма­ции» попытались противопоставить «цивилизацию» или в широком смысле «культуру» - т.е.. в отличие от философ­ской работы, чистую публицистику на почве неизжитых расизма, шовинизма, клерикализма, милитаризма, относи­тельно приличного (но, опять же, наду­манного) «технологизма» и т.п.

Эти «цивилизационисты-культури­сты» рассматривают историю не как смену формаций, а как «войну цивили­заций» - «судьбоносную» в том смысле (или бессмыслии), что и цивилизации- победительницы неминуемо кончают упадком и гибелью.

Поразительная «глубина» фило­софско-исторического прозрения! Достаточно посмотреть в окно на чах­нущее дерево, посаженное твоими предшественниками… В подобном «прозрении» красиво написали о «за­кате Европы», но почему-то не спе­шат с выводами относительно (вечно «утренней», выходит?) Америки… Та­кое вот избирательное «мировоззре­ние», можно сказать, разового полит­технологического пользования. И все это убожество (бедный схоласт Фома!) противопоставляется марксизму в ка­честве мировоззренческой альтерна­тивы!?

Не лучше обстоят дела философ­ские, когда к марксовой «формации», вместо противопоставления, «циви­лизацию» просто пристраивают. Ведь тогда на единообразное определе­ние марксистского термина «форма­ция» («ступень в развитии общества, характеризуемая определенным экономическим строем») приходит­ся многообразное множество опре­делений домарксистского термина «цивилизация». Правда марксистское определение «цивилизации» акцен­тируется на «культурном» («цивилиза­ция – уровень развития материальной и духовной культуры, достигнутый на определенном этапе общественного развития при данной общественно- экономической формации»), а опре­деление «формации» - на «экономи­ческом». И, казалось бы, одно как раз могло бы дополнить другое, «пристро­иться» к нему и тем примирить марк­систов и цивилизационистов?

Ну что ж, марксистская публици­стика не чурается цивилизационист­ской лексики, но строго теоретиче­ский марксизм не нуждается в таком дополнении, поскольку его «форма­ция» включает в себя «экономический базис» и «культурную надстройку» («культурную» в широком смысле по­литики, идеологии, науки, филосо­фии, законодательства, литературы, искусства и пр.). Заметим при этом: «надстройку» - над «базисом», над «экономическим», т.е. относительно независимую (автономную) и в то же время обязанную уже своим суще­ствованием тому же «базису», «эко­номическому». Относительная неза­висимость от «экономического» дает возможность «культурному» так или иначе влиять на «экономическое».

Теоретическая новизна «культур­ной надстройки» должна соответ­ствовать новизне «экономического базиса». Но на практике культурная новизна новой формации сложным образом сочетается (синтезируется) с культурной стариной («цивилизаци­ей», «традицией»), воспринимаемой марксистом-теоретиком «пережит­ком», анахронизмом и, напротив, вос­принимаемой цивилизационистом в качестве чего-то неизученного, за­данного потомкам в виде религиозно- культурного «кода», не зависимого от того, какая «формация» и какой «век» на дворе. Иначе говоря, культурная старина на первых революционных порах действительно существует на правах «пристройки», но вскоре синте­зируется с «культурной надстройкой» нового «экономического базиса».

Разумеется, диалектика разви­тия на этом не останавливается, но склонному к идеализации прошлого левопатриоту важно разъяснить, что культурная старина, эта «культурная пристройка», при предыдущей «фор­мации» также была «культурной над­стройкой» и вступила в синтез с более старинной «культурной пристрой­кой»… И так далее вплоть до «темных веков», настолько варварских, что, как говорится, не дай бог найти в них «наш культурный код»!

Так что не будем поддаваться ци­вилизационистским искушениям отве­чать на переживаемую капиталистиче­скую реставрацию неким культурным консерватизмом. Эта «гидра», по­вадки которой изучили Маркс и Ленин, признает (про себя) толь­ко один язык – марксистско-ле­нинский (пусть и несколько под­забытый).

А. СТРОЙКОВ