К 220-летию А.С. Пушкина и Дню русского языка.

Почему и сегодня, спустя 220 лет со дня рождения Поэта, мы вновь повторяем, проникновенно или риторически, врезавшуюся в наше сознание фразу Аполлона Григорьева: «Пушкин – это наше всё»?

Почему именно Пушкин остается актуальным и востребованным даже сегодня, в период упадка Государства российского и одичания людских масс?

Почему на вопрос о любимом поэте девять из десяти наших сограждан ответят: «Пушкин»? Ну, понятно, что поколение «пепси» других поэтов, хотя бы близких по значимости, просто не знает. Но и люди старшего, советского поколения из сотен больших и малых поэтов выберут Пушкина как величайшего из них.

Удивительно, что наибольшую популярность Пушкин приобрел не в ту эпоху, когда жил, и даже не в последующие десятилетия существования царской России, а в советский период. Миллионы советских рабоче-крестьянских юношей и девушек хотели почему-то быть похожими на чуждых им по классу, но таких родных по духу Евгения Онегина и Татьяну Ларину. Может быть, потому, что в поэзии Пушкина находили тот самый «русский дух», потому что от его строк веяло «Русью», распятой в годы гражданской войны, но возродившейся в новой красе и величии путем усилий всего советского народа? Феномен, достойный изучения литературоведов, историков и культурологов.

Да и наибольшую значимость пушкинскому наследию начали придавать именно в 30-е годы – годы советского созидания индустриального преобразования, коллективизации, культурной революции, принявшей формы возвращения к национальным истокам. И так, из одного десятилетия в другое, из поколения в поколение перетекало пушкинское наследие, с детства впитываясь в плоть и кровь человека советского.

Культура – не рынок. В ней всегда предложение рождает спрос, а не наоборот. Подлинную культуру надо настойчиво предлагать населению, чтобы превратить его в нацию, в народ. Чем и занималось, соб­ственно, советское руководство начиная с 30-х годов XX столетия, формируя человека нового типа. Кто-то очень удачно выразился: сегодня человек советский так же отличается от постсоветского, как древний римлянин от варвара.

Пушкин – кто он? Лирик, бунтарь, вольнодумец, смутьян? Или патриот, имперский поэт и монархист? Он – всё. Наше – всё.

Пушкин, безусловно, плоть от плоти человек своего класса, неразрывно с ним связанный. И когда лучшая, благородная часть этого класса встала на путь борьбы с тиранией и рабством, разве был у Поэта выбор?

Хочу воспеть Свободу миру,

На тронах поразить порок…

Тираны мира! трепещите!

А вы, мужайтесь и внемлите,

Восстаньте, падшие рабы!

Самовластительный Злодей!

Тебя, твой трон я ненавижу,

Твою погибель, смерть детей

С жестокой радостию вижу…

Довольно смелые для того времени стихи, хотя речь в них не о русском, а о французском злодее на троне. Но трон есть трон. Его не тронь!

Не знаю, был ли Пушкин автором нижеприведенных строк времен Французской революции или просто их переводчиком, но сегодня за их публикацию запросто мог бы быть вызван прямиком в следственный комитет:

Мы добрых граждан позабавим,

И у позорного столба

Кишкой последнего попа

Последнего царя удавим!

Так же, как, впрочем, и за стихи из «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях»:

Перед утренней зарею

Братья дружною толпою

Выезжают погулять,

Серых уток пострелять...

Руку правую потешить,

Сорочина в поле спешить,

Иль башку с широких плеч

У татарина отсечь,

Или вытравить из леса

Пятигорского черкеса…

Ну просто жуткий великодержавный шовинизм. Современным нацикам не мешало бы не «Майн кампф» почитать, а своих родных классиков.

Я уж не говорю о «надругательстве над православием» в «Сказке о попе и его работнике Балде».

Господа иерархи, ау! Как вы терпите такое в изданных при проклятом «совке» книгах? Впрочем, вам на выручку теперь может прийти министр культуры Мединский – уникальный интерпретатор русской истории. Вместе справитесь с тяжелым наследием тоталитаризма. Можно и очистительный костер в центре Москвы разжечь – мэрия непременно даст согласие. И полетят туда и ода «Вольность», и «Во глубине сибирских руд», и «К Чаадаеву», и сказки с «бесовщиной»…

Пушкин всегда остро чувствовал время, и в «жестокий век», когда за свободу можно было сурово поплатиться, он ее воспевал. Хотя какую ценность представляет свобода, если за нее нельзя пострадать?

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!..

Увидев когда-то призывные пушкинские строки в агитационных материалах КПРФ на выборах, я подумал: странно, почему же наши записные либералы, так активно ведущие свою «болотную» деятельность, не взяли на вооружение стихи Поэта? Хотя бы хрестоматийные:

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут – и свобода

Вас примет радостно у входа,

И братья меч вам отдадут.

Ведь это и есть то самое, что они провозглашают с трибун на каждом митинге и шествии: «Россия будет свободной!» Почему коммунисты, 70 лет «мучившие» свой народ, сегодня являются подлинными и последовательными борцами за демократию, называя ее народовластием?

А потому, видимо, что есть и другой Пушкин. Тот, что, обращаясь к «Клеветникам России», гневно восклицал:

О чем шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

Что возмутило вас? волнения Литвы?

Оставьте: это спор славян между собою,

Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,

Вопрос, которого не разрешите вы.

Так отреагировал Пушкин на польское восстание и его подавление русскими войсками, возмутившее европейскую общественность и российских либералов. Не так ли вопили либералы дня сегодняшнего, когда грузинские войска жгли осетинские деревни и расстреливали российских гражданам? И кто тогда заявил о поддержке и скорейшем российском вмешательстве в конфликт? Коммунисты и патриоты, понимающие разницу между государством и государственностью, властью и национальными интересами.

…Так высылайте ж нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России,

Среди нечуждых им гробов.

Такой имперский Пушкин, конечно, не нужен нынешним ненавистникам и клеветникам России, тем, кто вместе с бездарной властью пытается свалить и само государство, вернее то, что от него осталось, что еще позволяет нам говорить о России как о субъекте истории.

Да вот только царя достойного, во имя которого не только песню сложить, но за которого и жизнь отдать не жаль, у народа нашего сегодня нет. И превращается этот осиротевший народ в безропотных рабов, а наиболее активная, пассионарная его часть – в вольницу, что выходит драться с ОМОНом на Марш миллионов.

Опасная, но уже неотвратимая тенденция полной десакрализации российской власти приведет к новой смуте. Растерянный народ уже сейчас, не веря никому и ничему, перебегает от одного самозванца к другому, а электронные пушки ТВ внушают нам, что в датском королевстве ещё не все прогнило.

И дай Бог, чтобы Минин и Пожарский появились побыстрее, тогда не пришлось бы нам на пути к свободе пройти через ужасы гражданской войны и интервенции. Не потому, что страшно (хотя, черт возьми, и не столь уж весело от такой перспективы), а потому, что на этот раз можем и проиграть.

И уже не грозной и всемогущей сталинской империей грезит российский народ, а той самой пушкинской мечтой о русском рае.

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный

И рабство, падшее по манию царя,

И над отечеством свободы просвещенной

Взойдет ли наконец прекрасная заря?

Верой в прекрасную зарю, которая непременно взойдет над нашим многострадальным Отечеством, и жив, наверное, еще русский человек, пока еще есть связь между родным языком, литературой – Пушкиным.